Три истории о Лицах, принимающих решения
Не люблю сторителлинг. Не только потому, что избегаю хайповых трендов. Скорее — в силу особенностей профессии, которая, с одной стороны, подразумевает «конфиденциальность полученных от клиента данных», а с другой — огромный интерес к совершенно разному человеческому опыту и знаниям. Так что, хотя рассказчик я неважный, зато — хороший слушатель и читатель. Часто это позволяет мне обращать внимание других людей на моменты, которые они могли не заметить.
Три истории, которые я хочу передать, связаны одной темой. Хотя, конечно, каждый из вас сам решит: что и как воспринять.
История первая. Рассказывала моя мама.
Скорее, это была не история, а один и тот же эпизод, который вспоминался ей всегда и всегда заставлял плакать, если вдруг речь заходила о войне.
«…Мне было десять лет, а младшим братьям — два годика и три. Весной (шёл первый год войны) еды почти совсем не было. Ходили в поля собирать колоски. Однажды родители поехали в соседний город, отоваривать карточки. Валя и Володя как сели утром ждать их, так и не отошли от окна — до позднего вечера. Не плакали. Только пальчики сосали. А я — ничего не могла для них сделать. Потом приехали родители. Что-то привезли. Нас накормили. Чем — не помню. Я только это помню: они (мальчики) очень есть хотели, но молчали. А я — ничего не могла сделать….»
История вторая. Рассказала Алиса Фрейндлих, актриса.
«…Нaша семья выжила только благодаря бабушке Шарлоте — папиной мaме. Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам желeзную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба — этот мaленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съeдали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего. Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.
У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее — настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.
Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток — чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» — такое вот блокадное лакомство.
Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег — верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.
Во вторую зиму с продуктами действительно стало легче, потому что наконец наладили их доставку в город с «Большой земли». Но лично мне было тяжелее, потому что любимой бабушки уже не было рядом. Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла…»
История третья. Рассказал Ричард Талер, автор
«…Это случилось в начале 1996 года, Дэнни тогда позвонил, чтобы поделиться печальной новостью о том, что у его друга и коллеги Амоса Тверски последняя стадия рака и ему осталось жить около шести месяцев.
Весть об умирающем друге всегда шокирует, но Амос Тверски был не таким человеком, который может умереть в возрасте пятидесяти девяти лет. Амос, чьи работы и выступления были всегда точны и безупречны, на чьем столе не было ничего, кроме блокнота и карандаша, не просто умирал.
Амос не хотел, чтобы о его болезни стало известно общественности, он не желал в свои последние дни играть роль умирающего. Надо было закончить работу. Он и Дэнни решили выпустить книгу: собрание статей, своих и других авторов, в той области психологии, пионерами которой они стали — изучение суждений и принятия решений. Они назвали книгу «Рациональный выбор, ценности и фреймы».
В основном Амос хотел заниматься тем, что любил: работать, проводить время с семьей, смотреть баскетбол. В те дни Амос не поощрял визиты тех, кто приходил выразить соболезнования, но «рабочие» визиты были разрешены.
Амос проявлял мудрость во всем, что делал в своей жизни, и это распространилось и на его болезнь. Проконсультировавшись со специалистами из Стэнфорда о своих перспективах, он решил, что тратить последние месяцы жизни на бесполезное лечение, которое только ухудшит его самочувствие, но добавит всего несколько недель, он решил, что оно того не стоит. Он сумел сохранить острый ум. Он объяснил своему онкологу, что рак — это не игра с нулевым исходом: «То, что вредит моей опухоли, не обязательно приносит пользу мне». Однажды по телефону я спросил, как он себя чувствует, а он ответил: «Знаешь, это забавно, но, когда у тебя просто грипп, ты думаешь, что умираешь, а когда действительно умираешь, то чувствуешь себя вполне хорошо».
Амос скончался в июне, похороны состоялись в Пало Альто, Калифорния, где он жил со своей семьей. Сын Амоса Оуэн выступил на поминальной службе с короткой речью, зачитав записку, которую Амос написал ему за несколько дней до своей кончины:
«Последние несколько дней я замечаю, что мы рассказываем друг другу смешные, забавные истории, чтобы их помнили, хотя бы некоторое время. Кажется, это давняя еврейская традиция — передавать историю и мудрость от одного поколения к другому не через лекции и учебники, а через анекдоты, забавные истории и шутки в тему».
Эти три истории о бессилии и силе сложились вместе в моём сознании накануне Дня Победы, праздника, понимание которого со временем неизбежно трансформируется.
Мы не властны над обстоятельствами, которые посылает жизнь. Но и не по-детски бессильны. Пожалуй, именно в этом и заключается свобода человека и его зрелость: не следовать слепо инстинктам, а самому решать, во что верить, о чём думать, и как видеть.
Закончить хочу вот этой мыслью, которую встретила на днях в Сети:
«…На войне нет победивших. Есть убитые. Раздавленные. Смятые. Перемолотые. Покалеченные физически и морально. Есть оставшиеся в живых. Чтите погибших, чтите выстоявших, чтите живущих».
Добавлю: оставайтесь Людьми.
